Учебная работа. Институт дипломатического убежища в международном праве

теперь, в соответствии с целью работы, перейдем к характеристике института дипломатического убежища как части международного права. задача данной главы — это описание развития института дипломатического убежища от его появления до начала современного периода международного права. Три главные позиции для характеристики института: 1. Его источники; 2. характер преследования; 3. Место дипломатического убежища.

первый вопрос — в рамках какой периодизации международного права удобнее рассмотреть развитие института убежища. Проследив временные рамки изменений в правовой модели дипломатического убежища, четкой связи с установлением Вестфальской, Венской систем международного права не увидено… а позиции, например, Европейских государств относительно предоставления данной формы убежища скорее созвучны, нежели разнятся в зависимости от расстановки политических сил. Поэтому историческая характеристика института была помещена в рамки периодизации международного права профессора И. И. Лукашука.

Предпосылки. Базой для появления в практике государств дипломатического убежища мог стать только институт постоянных дипломатических учреждений и наличие у них иммунитета или привилегий. Действительно, первые исторические факты «сокрытий» иностранцев датируется XV и XVI веками, когда временные посольства Европы активно преобразуются в постоянные и растет число привилегий для почетных послов. Например, появление правового принципа неприкосновенности жилья посла. Власти государства более не могли войти в его дом, потому там стали оставаться и прятаться беглецы . Дипломатические резиденции были наделены иммунитетом: местные власти не имели права вступать в здания дипломатических представительств и осуществлять там свои функции. потому любое лицо, находящееся в здании миссии или жилище посла, оказывалось недосягаемым для местных властей, не могло быть оттуда изъято.

Доктрина выделила и иные предпосылки. — Продолжая традицию исследования раннего института убежища, Л. Шустер считает, что дипломатическое убежище обязано своим появлением не неприкосновенным жилищам послов, а гибели других, более традиционных и архаичных правовых форм убежища. Таких, как «города убежища», «священные», или «церковные» убежища, которые теряли Авторитет вместе с падением влияния сакральности церкви. Развитие дипломатического убежища как международной нормы поддерживала и доктрина. Г. Гроций, в своем труде «О праве войны и мира» сформировал концепцию экстерриториальности власти государства, то есть о полноценном осуществлении суверенитета вне государственных границ. И предоставление дипломатического убежища — было проявлением такого полновластия. Необходимость превращения практики дипломатических убежищ в отдельный институт признавалась такими правоведами, как Алберико Гентили и Франциско Суарез.

после изучения международной практики государств 16-20 вв., комментариев юристов 19 века, отечественных ученых сделан вывод: правовое развитие дипломатического убежища можно условно разделить на 2 направления — Латинская Америка и Европейские державы.

§ 1. «Европейский» международный обычай

Начало Европейского развития института дипломатического убежища можно датировать периодом классического этапа международного права, 16 веком. Международное Право для Великих Европейских Держав стало необходимым регулятором значительного объема международных отношений. Тогда наметились сдвиги и в национальном праве, которое закрепило привилегии иностранных дипломатов, установило правовой режим иностранцев.

В конце средних веков посольства, работающие на постоянной основе на территории Итальянских республик — появляются и в новых государствах Англии, Франции и Испании.XVII

В 1540 году, в Венеции секретарь Совета десяти и члены Совета передали сведения, составлявшие государственную тайну, послу Франции, Гильому Пелисье. Когда данные лица попытались воспользоваться правом дипломатического убежища в доме посла, Совет десяти объявил, что права убежища для .изменников не существует. В 1609 году на это случай ссылалось Правительство Англии, требуя у Венеции выдать лицо, обвиняемое в оскорблении королевы Елизаветы и получившего убежище в здании венецианского посольства. Когда герцог, бывший посол Нидерландов, поступил на службу к Королю Филиппу V , то впоследствии он был обвинен в злоупотреблении служебным положением и хищении крупной суммы денег. Герцог искал убежища в британском посольстве в Мадриде, но Филипп V, видя в его преступление оскорбление власти, велел послать для его ареста в посольство 60 солдат. Это примеры evidence of a general practice accepted as law.

кроме этого, в Венеции, например, в 1554 году был издан статут, регламентировавший предоставление права убежища. Согласно данному статуту, политические преступники из дипломатического убежища также исключались.

таким образом, в XVI- XVII постепенно появляется обычай предоставления дипломатического убежища. Причем только уголовным преступникам, но не политическим. порядок дипломатического убежища, сформированный в обычае — закреплялся в национальном праве, в форме статутов.

В ряде европейских городов, включая Мадрид, Венеция, Рим, Франкфурт-на-Майне — практиковалось создание franchise du quarti — целых районов, обладающих посольским иммунитетом. Порядок предоставления дипломатического убежища был таков, что над дверями жилищ помещался герб иностранной державы, и выдавались юридические акты — lettres de familiarite, дававшие статус неприкосновенности как приближенному к послу. такой статус убежищ-районов именовался «свободой дипломатического квартала». Значит, Право убежища в рассматриваемый период осуществлялось не только в зданиях дипломатических миссий и жилищах послов, но и в целых дипломатических кварталах.

Но доступность и распространенность процедуры дипломатического убежища способствовали злоупотреблению иммунитетом консульских и дипломатических представительств, злоупотреблению привилегиями укрывающегося лица. М. Г. Шаргородский, изучая Право убежища в рамках международного уголовного права, приводит пример Рима, где «под прикрытием такой защиты совершались любые преступления, и целые кварталы, временами достигавшие почти трети города, были изъяты из юрисдикции полиции».

Г. Гроций в De jure belli ac pacis libri tres дипломатический обычай этого времени относил к проявлению естественного стихийного права. Также «последний из великих схоластов», С. Франсиско, Обычай предоставления дипломатического убежища в случае лишь уголовных преступлений, не политических измен, — относил к международно-правовому источнику «ius gentium».

важная веха — это вторая половина18 века, когда в международном праве появляется принцип невыдачи политических эмигрантов. За этим последовало, что и убежищем в дипломатических миссиях стали пользоваться только политические беглецы.. Vattel, швейцарский юрист, посол Саксонии в Швейцарии, категорически не соглашался с тем, что дипломатические привилегии использовались для предоставления убежища уголовных преступников. «государи, — писал он в «Le droit des gens», — не должны сдерживаться в восстановлении власти над уголовными преступниками, чье наказание имело бы большее преступлении меньшей силы, так как они часто оказываются более несчастными, нежели виновными!»

интересная деталь — к началу 19 в. доктрина не признавалась источником международного права. На передовые позиции выходит форма международного договора. Не имели силы «Ни заявления, ни мнения даже коронных юристов, приглашенных для консультации правительства, потому что ученые — правоведы не суть органов государства». Однако, как отмечал Ривье, за доктриной признавали ее вспомогательную силу в выявлении «европейского государственного внешнего права».

В XIX в. — первой половине XX в.

Институт дипломатического убежища в целом трактуется Европейской наукой как злоупотребления дипломатическими привилегиями, цементирующее идеи исключительного территориального суверенитета. большинство стран, разделяя господствующую в доктрине позицию о противоправности дипломатического убежища, через 1. Систему национального права (внутренние юридические акты) либо 2.двухсторонние международные договоры — вытесняют данный институт из международного правового поля.

например, п. «с» ст. 2 договора о дружбе между Афганистаном и Великобританией 1926 г. в отношении «Консульств и миссий» предоставление убежищ запрещает. В Польско-Бельгийской конвенции от 12 июня 1928 г. сказано, что «иммунитет здания консульства не может быть понят как указание на Право убежища», а в п. 3 ст. 3 еще более делается акцент: «Понятно, что здание консульское не может ни в каком случае служить местом убежища». Эти страны отказались от права дипломатического убежища как на своей территории, так и в представительствах своей страны.

Но иное правовое действие — это юридические акты, подобные принятому во Франции Уголовному Кодексу. Согласно ст. 98, «приказ об аресте, явке в суд, взятии под стражу и пр. должны выполняться на всей территории республики без всяких ограничений». лишь на своей территории, но не в своих представительствах.

Так же часто, как раньше, применялся, пожалуй, только международный обычай предоставления дипломатического убежища на территории военных кораблей. Так, США предоставляли дипломатическое убежище на корабле в Эквадоре в 1883 году, 1891 г. — Чили, в ,Гондурасе, Парагвае — в 1893, 1866 году, в Гватемале и Мексике — 1895 и 1917 гг.

итог — к формированию современной модели международного права большая часть Европейских стран через специальные оговорки в международных консульских и дипломатических конвенциях — отрицает правомерность института дипломатического убежища. Точнее — не признают юридическую силу такого убежища на своей территории.

Диссонанс с обычаем, «затухающим» Европейским направлением дипломатического убежища составляет правовая динамика института в Латинской Америке.

Предпосылки. возникновение дипломатического убежища в международной практике стран Латинской Америки, затем и достаточно стремительное развитие его как регионального права непременно связывают с нестабильными политическими режимами государств, постоянной сменой — нагнетания духа военных переворотов их непосредственным воплощением.

В монографии «Diplomatic Asylum. Legal Norms and Political Reality in Latin American Relation» точно резюмируется значимость этого правового института для всего континента. — Юридическая формализация дипломатического убежища названа сложной технической задачей для международного права, однако жизненно необходимой в режиме политической нестабильности… Частые политические потрясения и гражданские воины в этой части мира приводили к состоянию дел, когда «сегодня ты можешь быть чиновником, а завтра — беженцем. И vice versa» . С этим сложно не согласиться. Вспомнить, например, вынужденный побег в посольства Мексики, Панамы и Венесуэлы сотен сторонников Сальвадора Альенде после переворота Пиночета.

Начать следует с ситуации Конзеко, которая «дала толчок» к договорному оформлению процедур дипломатического убежища. В данном прецедентном деле было задействовано сразу несколько субъектов международного права (Правительство Перу, дипломатический корпус Лимы, французское посольство). В 1865 г. в Лиме генералу Конзеко и четырем министрам свергнутого правительства Перу было предоставлено убежище на территории Американского посольства. В связи с этим во французском посольстве также возникает вопрос — правомерны ли действия представительства США, возможно ли в будущем будет осуществлять подобную практику покровительства? Правительство Перу потребовало выдачи беглецов, не признавая данного права, а весь дипломатический корпус Лимы поддержал действия Американского посольства.

Тогда не только на уровне государства Перу, но и всех стран Латинской Америки был поднят вопрос о необходимости правового урегулирования условий и порядка предоставления дипломатического убежища. Потому, когда возникла возможность серьезных международных переговоров, ряд стран Латинской Америки твердо поддержали идею, отметив, что в условиях постоянной угрозы политической нестабильности подобные гуманитарные устремления должны быть преобразованы в международный правовой порядок.

Можно сказать, что самые значимые источники дипломатического убежища Латинской Америки — «обязаны» своей ратификацией правовой традиции межамериканских конгрессов и конференций. Негативная сторона лишь одна — что международная законодательная инициатива американских государств возникала не на мирных основаниях — а в ходе войны за независимость, за объединение в единую конфедерацию с целью взаимной поддержки против иностранной агрессии.

Таким образом, на I южноамериканском конгрессе по международному частному праву, 20 января 1889 г., четыре латиноамериканских государства— Аргентина, Перу, Боливия и Уругвай -подписали конвенцию по международному уголовному праву. Статья 17 этой конвенции гласит, что право убежища в миссиях для лиц, преследуемых по политическим мотивам, должно быть уважаемо, но обязанность главы миссии — сообщать Правительству о каждом случае предоставления убежища. За последним остается право потребовать, чтобы укрывшийся в кратчайший срок покинул территорию государства. Те же условия установлены в отношении беглецов, нашедших убежище на борте военного корабля в территориальных водах.

То есть, В 1889 г. появилась первая договорная норма, предусматривающая предоставление дипломатического убежища, обусловленная лишь обязательством миссий уведомлять местные власти о факте предоставления убежища. Также, как и в Европе, к концу 19 века в международном праве Латинской Америки действует лишь предоставление убежища политическим преступникам. А по территории — также широко применяется убежище на военных суднах.

Как пример действия норм дипломатического убежища в данном регионе можно привести случай Бальмацеда. Во время революции в Чили 1891 г.свергнутый президент Бальмацеда просил убежище в аргентинском посольстве, а его семья и ряд чиновников — в американском. Несмотря на протесты Чилийского Правительства, американское посольство от своего покровительств не отказалось. век.

В Латинской Америке развитие института в договорной форме продолжается и в XX веке. Решение об отмене действия на территории страны убежища принималось лишь органами единичных стран. И связано это было не с негативным отношением государства к институту как таковому, а его большому влиянию на политику в периоды переворотов. Например, против убежища выступило Правительство Гаити в 1908 г. Причиной наложения запрета на убежище в консульских представительствах и дипломатических миссиях стало массовое обращение за убежищем бывших руководящих работников Правительства, после поражения в революции.

В основной же массе, страны Латинской Америки, наоборот, включали новые нормы об убежище в двусторонние консульские конвенции. Например, консульская конвенция, заключенная в 1928 году между Мексикой и Сальвадором, разрешила предоставление убежища в помещениях консульств, но лишь «в случае беспорядков». Такое уточнение было необходимо для наложения на право убежища статуса исключительных норм.

Но основные региональные международно-правовые нормы дипломатического убежища были установлены — в Гаванской конвенции об убежище от 20 февраля 1928 г., конвенциях, заключенных в 1933 и 1939 годах в Монтевидео, и Конвенции о дипломатическом убежище, заключенной в Каракасе 28 марта 1954 г.2, которая подтвердила положения Конвенции 1928г. каждая Конвенция является действующей по настоящее время. Они установили временный характер убежища, единственно признанное политическое основание для его предоставления, территорию дипломатических и консульских представительств, военных кораблей, баз и самолетов как возможные места убежища и иные особенности.

Подводя итог исторического обзора, можно резюмировать:

такой источник дипломатического убежища, как международный договор — получил развитие в странах Латинской Америки. однако нормы права дипломатического убежища в Латинской Америке неустойчивы и во многом их правовой статус, применение определяется соображениями целесообразности, устойчивостью политического режима, добрососедством и пр.

Институт дипломатического убежища Европейского направления периода XVI — XX вв. ученые характеризуют как обычно-правовой. Подходя к границе переходного и современного периодов системы Международного права, Европейские государства постепенно шли по пути юридического отказа от признания дипломатического убежища.

Глава 3. Два подхода к современному международно-правовому статусу дипломатического убежища

Само собой разумеется, что внешние знаки (герб и флаг) никогда не должны считаться дающими Право убежища.

Из текстов Консульских конвенций россии, XX в.

«Наши … правительства через представителей, собравшихся в городе Сан-Франциско, … согласились принять настоящий устав Организации Объединенных Наций и настоящим учреждают международную организацию под названием «Объединенные Нации» — эти слова знаменуют собой начало отчета нового периода международного права, иной системы. Из совокупности правовых предписаний — международное Право превратилось в строгую систему норм на базе единых целей и принципов. Если их назвать аксиомами, то любые международно-правовые институты должны отныне соответствовать этим принципам и быть с ними единообразны…

Ряд базовых норм — принципов международного права, дипломатического и консульского права поставили под сомнение существование института дипломатического убежища как международно-правового (в большей своей части) и, что оказалось еще важнее, его легитимность.

Можно с уверенностью сказать, что и после принятия Устава ООН этот институт не исчез из международной практики. Есть не один современный пример предоставления дипломатического убежища, причем как на территории Европейской страны, так и в Латиноамериканском регионе. более того, ни у Гаванской конвенции, ни у иных региональных международных конвенций XX века нет юридического статуса утративших силу.

Возникает вопрос: как весь тот пласт норм, регламентирующий процедуры по предоставлению дипломатического убежища, которые еще к концу переходного периода признавались международно-правовыми, теперь соотносится с современной системой международного права? каков статус современного дипломатического убежища с позиции международного права?

Образно говоря, уникальность доктринальных правовых позиций по этому вопросу сравнима с уникальностью отпечатков пальцев человека. настолько разнятся комментарии ученых относительно как законности института в целом , так и состава его источников…

Мною условно выделено 2 подхода к позиции современного института дипломатического убежища в международном праве.

§ 1. Запретить, нельзя применять

Его можно обозначить так: любая система правил поведения, связанная с предоставлением дипломатического убежища, не имеет юридической силы; а сама международная практика убежища — будет является правонарушением и злоупотреблением дипломатическим иммунитетом со стороны государства.

Аргументация «противников» дипломатического убежища строится на следующем:

. Из базовой концепции суверенного равенства был выведен международный принцип невмешательства во внутренние дела государств. Он установлен в п. 7 ст. 2 Устава ООН, разъяснен в таких универсальных международных актах, как Декларация о принципах международного права 1970 г., Заключительный акт СБСЕ, Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств от 9 декабря 1981 года и др.

Из разъяснения Декларации 1970 г. это значит, что «Ни одно права вмешиваться прямо или косвенно по какой бы то ни было причине во внутренние … дела другого государства». Ко внутренним делам отнесена правосубъектность государства, его политические, экономические и культурные основы. По логике п. 7 ст. 2 Устава ООН, внутренними признаются дела, по существу входящие во внутреннюю исключительную компетенцию государства. И, получается, что при реализации права дипломатического убежища — не так важен фактор территории. Важен факт прекращения действия юрисдикции страны-пребывания в отношении лица… А юрисдикция как раз включена в правосубъектность государства и подпадает под его внутреннюю компетенцию. значит, институт дипломатического убежища будет считаться прямым нарушением принципа невмешательства во внутренние дела государства-пребывания и прямым нарушением Устава ООН.

однако, как отмечает H. Батжес, решая вопрос о составе внутренней компетенции государств, важно осознавать, что развитие международного сотрудничества увеличило число вопросов, перешедших к международному регулированию. «помочь в определении статуса компетенции могут международные обязательства государств, в том числе по Уставу ООН. Но не думаю, что вопрос о политическом преследовании подпадает под них». Блищенко также приводит рассуждение, что смена политических позиций и статусов, что часто оценивается как разумное основание для убежища, — это внутренние процессы государства. потому решать эти вопросы может только само территорию и всех граждан.

. Также, основываясь на императивности международного принципа невмешательства, в «выведении» преследуемого лица из юрисдикции государства доктрина видит грубое нарушение суверенитета страны-пребывания. По замечанию Л. Шустер, многие государства не принимают институт дипломатического убежища , или делают это только в очень ограниченных случаях, поскольку это есть «прямой вызов суверенитету государства пребывания».

. Декларацией о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств, п. 2.i, установлена обязанность государств воздерживаться от оказания давления и создания атмосферы недоверия и беспорядка в пределах государств. И такие авторы, как Лукашук, Блищенко, Л. Шустер, приводят примеры, когда покровительство дипломатических представительств стало довольно убедительным «свидетельством нанесения ущерба отношениям между государствами».

Из классических случаев приводится, скажем, дело кардинала Миндсенти. Из более современных подтверждений — можно привести прецедентное дело Дж. Ассанжа. Без оценки правомерности действий государства Эквадор по предоставлению убежища в посольстве, можно сказать: изначальная правовой позиция Великобритании об отсутствии у Эквадора права предоставления дипломатического убежища, попытка государства снять экстерриториальный статус и неприкосновенность посольства — вызвали осуждение и протест со стороны государств УНАСУР.

. Также высказывается мнение, что универсальными международными договорами, такими как Венская конвенция о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 года, Венская конвенция о консульских сношениях от 24 апреля 1963 г., дипломатическое убежище прямо запрещено. В п.3. ст.41 первого акта сказано вполне определенно: «Помещения представительства не должны использоваться в целях, несовместимых с функциями представительства, предусмотренными настоящей конвенцией или другими нормами общего международного права, или же какими-либо специальными соглашениями, действующими между аккредитующим государством и государством пребывания». Предоставление дипломатического убежища не входит в состав функций дипломатического представительства, перечисленных в п. 1 ст. 3. «Что следует из этого положения? значит, его предоставлять нельзя», — такое мнение высказывает Ш. Содиков в своей статье «Современные проблемы дипломатического убежища». По аналогии с со ст. 3 Конвенции 1961 г., ст. 5 Венской конвенции 1963 г., «Консульские функции», также не предусматривает убежища в консульских учреждениях.

Это созвучно позиции известно теоретика, Л.Н. Галенской. Однако она применяет менее категоричную формулировку: не «запрещают», а «создают препятствия для осуществления дипломатического убежища». Для всех сторонников данной позиции, например, Зливко А. П., нарушение запрета на осуществление иных, чем законодательно установленные, функций — влечет злоупотребление дипломатическим иммунитетом, то есть является правонарушением.

. Если оценивать институт дипломатического убежища как нарушение Устава ООН, Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года и других универсальных международных договоров, то дипломатическое убежище еще и противоречит принципу pacta sunt servanda , как это представлено, например, у Лукашука. Значение этого принципа постоянно подчеркивается на международном уровне. «Нарушение международных обязательств подрывает доверие во взаимоотношениях между государствами», — говорится в Декларации европейских стран по вопросу о мире и безопасности в Европе. В подтверждение приведу также высказывание Р.А. Каламкаряна, который считает, что «в условиях построения миропорядка на основе господства права принцип добросовестного выполнения международных обязательств имеет несомненное приоритетное значение».

§ 2. Запретить нельзя, применять

Есть и иной подход, иная оценка статуса современного дипломатического убежища — как действующего правового института. Его сторонники считают, что в том или ином объеме, но дипломатическое убежище урегулировано международно-правовыми нормами. Просто на сегодняшний момент они носят характер региональных норм (таких, как установлены в группе Латиноамериканских Конвенций). А само дипломатическое убежище — это не базовый международно-правовой институт, регулирующий одну из основных форм межгосударственных отношений, а скорее чрезвычайный. Если идти по пути признания законности дипломатического убежища, будут приведены следующие контраргументы:

. Соглашаясь с наличием в процедурах дипломатического убежища ограничения суверенитета государства пребывания, Р. Варк, автор монографии «Diplomatic asylum: Theory, Practice and the Case of Julian Assange», характеризует это как «узаконенное ограничение суверенитета государства — пребывания». Если имела место совместная законодательная инициатива не одного, не двух государств, а почти всего Региона (имея в виду Право дипломатического убежища Латинской Америки), то юридическая сила и существование такого института закладывались его жизненной необходимостью для регулирования международных отношений между этими странами. Потому, по мнению Р. Варк, при всей значимости государственного суверенитета, такое вторжение в независимость приемлемо, но только если оно имеет общепризнанную необходимость и прочную основу в международном праве.

. Многие теоретики аргументируют правомерность института, давая более широкое толкование статьям Венских конвенций 1961 г. и 1963 г. например, вот как строится рассуждение. Венская конвенция не исключает дипломатическое убежище строго по двум причинам. — Во-первых, в соответствии с преамбулой, «нормы международного обычного права будут продолжать регулировать вопросы, прямо не предусмотренные положениями настоящей Конвенции ». И это создает почву для обычно-правовых норм дипломатического убежища, которые, по мнению многих правоведов, составляют значительно большую часть, в сравнении с положениями, скажем, Гаванской конвенции. Во-вторых, при формулировке правила о том, что помещения дипломатических и консульских представительств не должны использоваться в целях, не совместимых с перечисленными функциями, Венская конвенция указывает, что эти функции определены не только в ее тексте, но и в других нормах общего международного права или каких-либо специальных соглашениях между сторонами. Что дает возможность для расширительного толкования ст. 41.

. такой аргумент против законности дипломатического убежища как злоупотребление дипломатическим иммунитетом подходит более для критики института, каким он существовал в классический период международного права. Так как что следует понимать под злоупотреблением в случае предоставления убежища? например, несоблюдение основания для предоставления убежища, пособничество правонарушениям укрывшегося лица, как это показано у профессора Шаргородского в описании franchise du quarti . — Тогда лояльность государств при предоставлении убежища (lettres de familiarite), свобода передвижения по стране пребывания давали большую свободу прав. При условии уголовного характера преступления преследуемого это давало благотворную почву для новых правонарушений. Сейчас же такой аргумент менее убедителен.

. Близкий ему, но скорее неправовой аргумент приводится Х. Батжесом, автором авторитетного современного пособия «European Asylum Law And International Law». Можно, конечно, утверждать, что, предоставляя убежище, и, следовательно, отграничивая отдельных лиц от юрисдикции государства пребывания, дипломатическое представительство вмешивается во внутренние дела этого государства. Но что если вспомнить о территориальной форме убежища, общепризнанном, законном институте, занимающем твердую легитимную позицию в системе норм международного права? Решение принимающим государством вопроса «экстрадиции — политического убежища» имеет прямое отношение к действию юрисдикции государства преследуемого лица, его внутренней культурной, социальной политике. автору видится, что предоставление любой формы убежища так или иначе вызывет столкновение между государствами, между их мнениями и пониманиями характера преступления преследуемого, его статуса, и приводит к некоторой степени вмешательства во внутренние дела.

. несмотря на доводы теоретиков в пользу упразднения процедур дипломатического убежища, нельзя не принимать во внимание международную практику, которая прежде самого международного права служит отражением интересов стран и мирового сообщества. Она такова, что часто аккредитующее несмотря на протесты и непризнание права дипломатического убежища со стороны государства пребывания. Так было в случае предоставления убежища Эквадорским посольством Дж. Ассанджу, в деле кардинала Йоз. Миндсенти. Правовая неурегулированность, неясность правового статуса дипломатического убежища поставили под угрозу неприкосновенность посольства, вызвали споры между УНАСУР и Европейскими странами в вопросе допустимости снятия статуса неприкосновенности представительства в «режиме» дипломатического убежища. потому, возможно, главным доводом в пользу правомерности и ,скорее, дальнейшего развития института дипломатического убежища будет лежать в плоскости практики.

сегодня в вопросе определения правового статуса института дипломатического убежища не только теоретики, но и страны выстроились по разные стороны баррикад. Со стороны «против» незыблемо держится флаг из норм-принципов международного права, универсальных международных договоров; со стороны «за» — скорее, тонкости толкования этих договоров и требования международной практики.

Теперь, попробуем рассмотреть институт дипломатического убежища с позиции его законности, и дать характеристику его международно-правовым источникам.

Глава 4. концепция дипломатического убежища как части современного международного права

В случае с дипломатическими убежищами дипломатические привилегии служат сокрытию преступников. Это настолько нелепо, что едва требует серьезного обсуждения.Ван Bynkershoek

Противоречивые оценки доктрины в отношении дипломатического убежища дают понять, насколько спорно его существование как института. За весь период с XVI в. до настоящего дня накопилась обширная практика его применения, однако ни точный правовой статус, ни перечень его источников не определен. Его можно даже образно назвать полумифическим институтом, по сравнению с территориальным убежищем (territorial asylum), стоящем на прочном фундаменте из международных деклараций и свай из национального права…

Задача данной главы — систематизировать нормы по дипломатическому убежищу, так или иначе относимые наукой к международно-правовым, и дать характеристику этим «спорным» институтам.

§ 1. характеристика «спорных» источников

Право убежища (Asylum law) является как бы родовым понятием для права дипломатического убежища. Потому самым базовым источником справедливо назвать Всеобщую Декларацию прав человека, от 10 декабря 1948 года.

Статья 14 установила, что каждый человек имеет право искать убежище от преследования в других странах и пользоваться этим убежищем. В рекомендательном характере, но юридически закреплена сама возможность применения убежища.

Далее все источники условно разделены на уровни: Базовый и региональный.

Базовый уровень.

Это источники, установившие основу для предоставления дипломатического убежища — неприкосновенность, иммунитет специальных зданий. К ним относятся:

Венская конвенция о дипломатических сношениях 1961 г.

Ст. 22. п. 1 установила, что помещения представительства неприкосновенны. Потому власти государства пребывания не могут вступать в эти помещения иначе, как с согласия главы представительства.

Все имущество и средства передвижения представительства пользуются иммунитетом. По п. 3 ст. 22, Он распространяется на такие действия, как реквизиция, обыск, исполнительные действия и арест.

— Венская конвенция о консульских сношениях 1963 г.

В разделе 1, посвященном преимуществам, привилегиям и иммунитетам консульских учреждений, в ст. 31, п. 1 говорится о неприкосновенности части консульских учреждений, использующихся только для работы консульств. Имущество и средства передвижения наделены иммунитетом от реквизиций для общественных нужд или государственной обороны.

Неприкосновенность и дипломатических, и консульских представительств обеспечена еще и обязанностью государства-пребывания по защите помещений <#"justify">Заключение